Бехтерев - Страницы жизни.
Страница седьмая

Главная Предисловие Стихи Проза Фотоальбом Статьи Книги Выступления Подражания Антигарики Гимн Игорю Губерману
Гостевая Форум Голосования Друзья Новости Автор сайта Апофеоз тщеславия

Используете ли Вы программы для блокирования банеров, счётчиков и PopUp?
Да, постоянно
Да, часто
Да, иногда
Блокирую только PopUp ("Выпрыгивающие окна")
Нет, не использую
Впервые слышу о таких программах
Другое
Результаты

Поиск по сайту
:: www.yandex.ru ::

    1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
    Еще будучи в заграничном вояже получил Бехтерев официальное письмо с предложением срчно подать заявление на вакантную по смерти предшественника кафедру психиатрии в Казанском университете. Он еще не знал, что уже обращались высокие чиновники за советом о подходящей кандидатуре к его учителю Мержеевскому, и тот Бехтерева назвал немедля как самого соответствующего. Заявление он послал, а скоро, совсем скоро получил уведомление, что на кафедру эту назначен и утвержден.

    И тут начались терзания. Как ни соблазнительно была неожиданно профессура (да еще чуть пугало, что незаслуженная), а жаль было расставаться с лабораторией, в которой тогда работал. А еше сколько повидать предстояло! И после трехдневного раздумья сел Бехтерев и написал в Россию нарочито-обдуманно нагловатое письмо: что согласен занять кафедру в Казанском университете только в случае, если кафедре добавят еще должность ассистента; если помогут в открытии психологической лаборатории; если позволят до конца отбыть срок заграничной командировки; если финансируют строительство больницы, без которой - базы для демонстрационного материала к лекциям - преподавание не будет впрок. Обсудил и подправил письмо с друзьями, посмеялись вместе над его напыщенной претенциозностью (ослом ведь сочтут кромешным, да наплевать на это), и уселся снова за микроскоп, весело ожидая уничтожающего отказа министерства народного просвещения. Ладно, сыщется, глядишь, и потом какая-никакая должность, а вот упущенное в достижениях преуспевших (раньше начавших и умудренных возрастом к тому же) коллег - не воротишь никакими усилиями.

    Вскоре пришел ответ. Министерство почти на все условия, поставленные профессором Бехтеревым, согласилось с полной готовностью. Видимо, здорово убедительны были слова Мержеевского и тот письменный отзыв Балинского, что уже приводился выше, да и сами почти шесть десятков статей двадцатишестилетнего профессора. Только в отношении новой клиники ответ был уклончив: покуда Бехтерев назначался консультантом Окружной психиатрической больницы Всех скорбящих с правом возить туда студентов. Продолжение заграничной командировки одобрялось безусловно и полностью.

    Тут нам уместно вспомнить, что он уже в это время не один ездил, а с женой, недавно приехавшей к нему из Вятки. Дочь того квартиранта, у которого застенчивый гимназист брал первые свои уроки гражданственности, стала его женой. Пятеро детей нисколько не мешали Наталье Петровне всю свою жизнь безраздельно посвящать мужу, даже во время обеда и ужина (последний далеко за полночь) неизменно смотревшему на нее из-за корректуры очередной статьи или книги.

    Самым плодотворным, пожалуй, периодом в жизни Бехтерева оказались эти почти десять лет, проведенные им в Казани. Какая бы проблема ни подврачивалась впоследствии его ученикам, с какой заковыкой ни обращались они к нему, неизменно следовало добродушное: 'Я в бытность свою в Казани этим занимался, помнится. И еще французские тогда же были статьи, и немецкие. Авторов запишите, пожалуйста, а по годам легко найдете'. Если же в ответ на вопрос не эти говорились слова, то другие, оптимистичные и поднимающие: 'Этим я, батенька, даже в Казани не занимался. И статей об этом покуда нет ничьих, до сих пор нету, я вам просто гарантирую отсутствие. Очень вам повезло: сядьте и напишите сами всю литературу'.

    В жизни каждого бывает своя Казань. Счастье, если приходит блаженное время реализации своих возможностей в период расцвета этих возможностей, а не на краю упадка или до того, как подготовлен к нему в полной мере. Бехтереву повезло. Оттого он и успел так много. В Казани он продолжал опровергать первую половину бессильной древней констатации, там же он взялся и за вторую. 'Строение темно, функции весьма темны' - как, должно быть, сладко схватиться с вековечной скалой этой, ощущая в себе силу для одоления. Где-то далеко, далеко маячила теперь чуть потускневшая за оцененным здраво расстоянием обозначенная Сикорским цель: человек во всей целокупности. Впрочем, он уверен был, что доберется. А покуда - ежедневно до трех ночи. Коллеги по университету очень недолго считали его карьеристом, очень недолго держали за свихнувшегося, очень недолго обсуждали, сходясь за вечерним чаем или в коридорах сойдясь, после чего установилось единогласное: настоящий и роет всерьез. Интересно, до чего дороется:

    Всегда приятно отмечать в биографиях случайные совпадения во времени вовсе не относящихся друг к другу событий: на расстоянии это кажется символическим. Так, в год рождения Бехтерева открылась первая в России кафедра психиатрии - Балинский зачинал психиатрию как самостоятельную науку впервые в истории врачевания душевных болезней русскими медиками разных специальностей. А еще в год его рождения напечатана была первая русская работа - 'Заметки о тончайшем строении черепного и спинного мозга'. Совпадения эти уместно вспомнить, чтобы стало выпукло видно, как все еще только-только начиналось и разворачивалось в России и как вовремя он родился на свет. Ему не приходилось сожалеть, подобно тысячам подростков-гимназистов, что уже открыта Америка и не осталось на карте белых пятен, - волею судьбы он оказался в самом водовороте великих географических открытий до сих пор непознанной планеты. Несмотря на то, что в Европе успели в этом больше, начав куда ранее и интенсивней.

    Четыре года ему было, бегал по двору несмышленышем, когда узкий до невозможности (десятка три человек) кружок, Общество антропологов в Париже, потряс доклад анатома Брока. Для наук о мозге (только в наше время чрезвычайно разветвившихся) доклад этот знаменовал собой освобождение от вековечной убежденности, что мозг никакого отношения к психике не имеет (с одной стороны), и от вульгарной, предельно механистической (прошлому веку вообще очень свойственной) идеи, что все психические способности, наоборот, просто и прямо управляются сугубо специальными отделами мозга (по Галлю - шишками).

    Врач Брока несколько лет наблюдал больного, страдавшего потерей речи. Все понимал этот больной, все слышал, видел, полностью нормален был во всех своих проявлениях - и ничего не в силах был произнести. Умер он утром в день того достопамятного заседания, а уже вечером врач Брока с торжеством демонстрировал его препарированный мозг со значительным болезненным размягчением в области, получившей потом имя открывателя. А спустя некоторое время поступил подобный же пациент, и снова патология оказалась там же. Так был открыт речевой центр, и это было началом потока открытий, связанных с функциями разных отделов мозга.

    Спустя почти десять лет два военных врача прусской армии Фрич и Гитциг, наблюдая раненых с черепно-мозговыми повреждениями после сражения под Седаном, решили, как только наступит мирное время, попытаться искусственным электрическим раздражением воздействовать на живой мозг. Эта перспективная и несколько дьявольская идея (так назвал ее много лет спустя один их последователь) была осуществлена ими на собаках. В коре головного мозга они обнаружили двигательные области - отделы, ведающие движением конечностей. Появился метод, что уже само по себе полдела. Исследования множились в десятках лабораторий, придирчиво перепроверялись, открытия чисто анатомического толка немедленно влекли за собой поиск функции описанного отдела или извилины. Началось бурное преодоление второй части бессильной древней констатации: 'Строение темно, функции весьма темны'. В общий штурм этот в начале восьмидесятых годов активно включился молодой русский физиолог Бехтерев. До него в России была сделана лишь одна работа такого толка, а после нескольких его публикаций оказалось немыслимым весги любой спор о функциях почти любой области мозга без ссылок - в подтверждение или возражение - на его обширные и обстоятельные эксперименты. Проводимые с размахом и со скоростью необыкновенной, ибо недаром ежедневно до трех утра горел свет в его лаборатории.

    Ниже - в кратчайшем беглом перечислении - то, что он успел сделать, начав, еще когда готовил диссертацию,- с влияния коры головного мозга на тепловую регуляцию в живом организме.

    Он первым показал широчайшее влияние коры и других центральных областей мозга на кровяное давление и деятельность сердца. В его лаборатории добивались повышения и понижения давления крови, воздействуя на разные борозды, извилины и бугры. Кровоснабжение тела оказывалось тесно зависимым, строго подчиненным управляющим сигналом мозга.

    Показано было влияние мозга на движение желуд-ка и кишок, на сокращение мочевого пузыря и на работу почек.

    Вся работа печени и желчеотделение оказались в строгом подчинении мозгу. Давным-давно извести были врачам случаи желтухи от испуга, психического потрясения, длительной боли. Теперь описанные наблюдения эти вписывались в четкую и ясную картину согласования и связи, становился очевиден механизм многих клинических явлений.

    Мозг влиял на работу поджелудочной железы. Исследователи добивались ее принудительной работы, раздражая кору в области сигмовидной извилины.

    Влияние психических факторов на слезы пзтастно было человечеству всегда, явственно было п очевидно. Но по каким путям совершалось влияние? Бехтерев показал эти пути.

    Глотание и дыхание, выделение слюны, пота и молока, многочисленные и разнообразные двигательные функции живого тела, половые отправления, вкус н слух - не перечислить множество функций, механизм которых в связях его с мозгом вскрывался и становился очевиден. Десятки и сотни тончайших экспериментов стояли за каждым выясненным фактом. Опыты шли на собаках и кошках, кроликах и ягнятах, а результаты непременно обсуждались с врачами, лечившими многообразные мозговые травмы и заболевания. Здоровый человек не задумывается над своим устройством, воспринимая все возможности свои как благостную, но естественную данность, а между тем даже способность сохранять равновесие и ориентироваться в пространстве - сложные и сокровенные деяния мозга, обусловленные гармонической и тончайшей сыгранностью сразу нескольких его отделов и областей. Публикуя работу об участии органов равновесия в наших представлениях о пространстве и ориентации в нем, Бехтерев оказывался предшественником исследователей, которые более полувека спустя занялись тем же самым под флагом самоновейшей кибернетики.

    Попутно вскрывалась фантастическая пластичность нервной системы, гибкая и стремительная способность этого управляющего аппарата к перестройке и замещению выпавших функций. Когда, опять-таки полувеком позже, исследователи во многих лабораториях заня-сь изучением перестроечных, приспособительных, Компенсаторных механизмов мозга, снова посыпались удивленные ссылки на факты, установленные Бехтеревым, и на его провидческие мысли. Повторяясь и не избегая повтора, снова и снова цитировали, например, вот какую его точную идею, непостижимо очевидную для него задолго до опытного установления ее досто-верности: 'Не только возможно, но даже вероятно, что одна и та же область коры в зависимости от разносторонних связей с периферией тела может служить одновременно для различных функций'.

    Никак не входит в авторские намерения попытка пересказать и перечислить полностью, что успел наш герой именно в этой области своих интересов. Хотелось только напомнить поубедительней и покороче, что в любой науке совершенно хрестоматийные ныне школьно-азбучные сведения некогда мучительно трудно добывались. И одним из таких естественно забываемых пионеров в науках о мозге был Бехтерев.

    В начале девятисотых годов, спустя десять лет после 'Проводящих путей головного и спинного мозга', начал выходить его авторский семитомник 'Основ учения о функциях мозга' - уникальная, единственная не в России, а в мире энциклопедия всего, что узнал человек к тому времени о мозге. Ее сразу же начали переводить на несколько языков, справедливо объявили настольной книгой каждого натуралиста, а Бехтерева один из коллег назвал Нестором мировой неврологии. Однако мифический старец Нестор, мудрый советчик, к которому прибегали ахейцы со всеми вопросами и проблемами, этот воспетый Гомером всезнающий и всепонимающий мудрец, если разобраться попристальней, был упомянут всуе. Ибо семитомник Бехтерева, кроме исчерпывающих сведений о мозге (уровня той поры, разумеется), содержал еще превеликое множество неназойливо и ненавязчиво приведенных идей и мыслей, куда и как двигаться дальше. Это было скорее подробное напутствие, чем монография сведенных воедино знаний. После каждого почти раздела в каждой из семи книг следовала главка под названием 'Наши исследования' или 'Данные нашей лаборатории', или просто 'Наше мнение' и непременно приводились в такой главке опыты и предположения, побуждающие, стимулирующие новый поиск и новый эксперимент. Очень много предвидений и точных догадок содержал этот удивительный труд, и очень, очень много ошибок и поспешностей, которые вполне всерьез, безо всякой тени иронии по-другому не назовешь как творческими.

    Будущее подтвердило одно, опровергло другое - сполна, словом, воспользовалось книгой. Забавная трагедия постигла эту выдающуюся работу Бехтерева. (По прошествии времени многие трагедии выглядят в пересказе забавно.) Последователи первопроходца забывали сплошь и рядом воздать ему должное, продвинувшись - вслед за ним! - глубже и основательней. А порой - и того хуже.

    Был, говорят, однажды превеселый случай со сказкой Ершова 'Конек-горбунок'. Какому-то купцу так понравилась эта сказка, привела она его в такой восторг, что он ничего лучшего не смог придумать, как издать ее под своим именем. Просто и чистосердечно взял, да и заказал в типографии. Прелестный этот психолого-библиографческий казус невольно приходит в голову в связи с участью ряда бехтеревских идей и гипотез о функциях разных областей мозга. Но история науки и время - безжалостные и бесцеремонные реставраторы истины и справедливости, так что ныне это уже только забавно.

    Всевластное и всеведущее участие мозга во всей жизни живого организма впервые предстало исследователям в исчерпывающей и впечатляющей полноте. Это было документальным, надежным и основательным фундаментом тех идей, что под названием 'нервизма' отстаивались в те годы думающими исследователями и врачами во всем мире. Это была, кроме того, стартовая площадка всего, что достигли в изучении мозга и нервной системы последующие поколения их коллег.

    Бехтерев и употребил впервые это слово - 'неврология', чтобы обозначить им весь круг наук о нервной системе, изучать которую будут еще века и века.

    И основал первый в России специальный журнал. Так он и назывался, этот журнал: 'Неврологический вестник'.

    И наступила для него заветная, долго ожидавшаяся пора: вплотную приступить к человеку.

    Он им, собственно, давно уже занимался в качестве лечащего врача, в качестве клинициста-психиатра и невропатолога. Он хотел пройти структуру и функцию мозга, чтобы исследовать здоровую личность, поискать вернее подступы к возможностям ее исследовать, но на всех - без исключения на всех - своих путях натыкался (был врачом!) на патологию, и это нам тоже никак невозможно обойти.

    1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21


    

Designe of page
CSI "Facktor"
mailto: foxmax@inbox.ru