|
|
|
Человек - это тайна, в которой замыкается мира картина, совмещается фауна с флорой, сочетаются дуб и скотина. На безрассудства и оплошности я рад пустить остаток дней, но плещет море сытой пошлости о берег старости моей. Служа истории внимательно, меняет время цену слова; сейчас эпоха, где романтика звучит, как дудка крысолова. Весомы и сильны среда и случай, но главное - таинственные гены, и как образованием ни мучай, от бочек не родятся Диогены. Бывают лица - сердце тает, настолько форма их чиста, и только сверху не хватает от фиги нежного листа. Душой своей, отзывчивой и чистой, других мы одобряем не вполне; весьма несимпатична в эгоистах к себе любовь сильнее, чем ко мне. Когда сидишь в собраньях шумных, язык пылает и горит; но люди делятся на умных и тех, кто много говорит. В стихах моих не музыка живет, а шутка, запеченная в банальности, ложащаяся грелкой на живот, болящий несварением реальности. Нельзя не злясь остаться прежним урчаще булькающим брюхом, когда соседствуешь с мятежным смятенно мечущимся духом. Жрец величав и строг, он ключ от тайн, творящихся на свете, а шут - раскрыт и прост, как луч, животворящий тайны эти. Несмотря на раздор между нами, невзирая, что столько нас разных, в обезьянах срослись мы корнями, но не все - в человекообразных. Жизнь не обходится без сук, в ней суки с нами пополам, и если б их не стало вдруг, пришлось бы ссучиваться нам. Слишком умных жизнь сама чешет с двух боков: горе им и от ума, и от мудаков. В эпоху страхов, сыска, рвения - храни надменность безмятежности; веревки самосохранения нам трут и душу и промежности. Пугаясь резких поворотов, он жил и мыслил прямиком, и даже в школе идиотов его считали мудаком. Чтобы плесень сытой скудости не ползла цвести в твой дом - из пруда житейской мудрости черпай только решетом. Есть люди: величава и чиста их личность, когда немы их уста; но только растворят они уста, на ум приходят срамные места. Люби своих друзей, но не греши, хваля их чересчур или зазря; не сами по себе мы хороши, а фону из гавна благодаря. Бесцветен, благонравен и безлик, я спрятан в скорлупу своей типичности; безликость есть отсутствие улик опасного наличия в нас личности. В года кошмаров, столь рутинных, что повседневных, словно бублики, страшней непуганых кретинов одни лишь пуганые умники. Не меряйся сальным затасканным метром толпы, возглашающей славу и срам, ведь голос толпы, разносящийся ветром, сродни испускаемым ею ветрам. На людях часто отпечатаны истоки, давшие им вырасти; есть люди, пламенем зачатые, а есть рожденные от сырости. |
|
|
Designe of page |