|
|
|
Я глупо жил и опрометчиво, был раб любого побуждения, зато порой с утра до вечера изнемогал от наслаждения. На нас огромное влияние (и на победы, и на бедствия) оказывает возлияние, включая все его последствия. В деньгах есть тоже благодать, зависит жизнь от них, и чем их тупо проедать - я пропиваю их. Свой век я прогулял на карнавале, где много было женщин и мужчин, потери мне веселья придавали, находки добавляли мне морщин. Багрово, лилово и красно, и даже порой фиолетово алеют носы не напрасно, а лишь от того и от этого. Ценя покой в душе и нервах, я пребываю в людях средних, и, хоть последний между первых, зато я первый из последних. Попался я, как рыбка на крючок, мне страсть моя, как бабочке - сачок а кролику - охотничий зрачок, но сладок наживлённый червячок, и счастлив загулявший старичок. Ушёл наплыв похмельной грусти, оставил душу змей зелёный: меня родители в капусте нашли, мне кажется, в солёной. Вот чудо века: после пьянки среди таких же дураков лететь в большой консервной банке над белой пеной облаков. Блаженство витает шальное, стихают надрыв и надлом, когда закипает хмельное вампиршество душ за столом. Глаза не прикрыл я рукой, а занял закуской на блюде, и жизнь принимаю такой, какой её нет и не будет. Я пленник любых искушений, все планы успехов - просрочены, я шёл по дороге свершений, но лёг отдохнуть у обочины. От выпивки душа нежней и пористей, и видно сквозь ледок житейской стужи, что корни наших радостей и горестей ветвятся изнутри, а не снаружи. К искушениям холодно стоек, воздержанье не числя бедой, между ежевечерних попоек обхожусь я водой и едой. Бутылка без повода круче всего калечит и губит мужчину, дурак может пить ни с того ни с сего, а умный - находит причину. Загадочная русская душа вселяется в отзывчивое тело: душа как только выпить захотела, так тело тащит выпивку спеша. Внезапно понял я сегодня, каким высоким занят делом желудок наш - лихая сводня души с умом и мысли с телом. Мы не глупы, не злы, не спесивы, любим женщин, азарт и вино и всегда будем так же красивы, как мы были когда-то давно. Закончив шумную попойку, игру идей и мыслей пир, зови к себе подругу в койку и смело плюй на Божий мир. Отнюдь я, выпив, не пою, а учиняю праздник духа, плетя мелодию свою душой без голоса и слуха. Чёрной зависти жар - горячее огня, и душа моя стонет больная, если знаю, что где-то сейчас без меня затевается песня хмельная. Не было у выпивки причин, в песне пьяной не было резона, каждый ощутимо получил порцию душевного озона. Снова пьянка тянется шальная, в мире всюду - ясная погода, радость в каждом госте мне двойная - от его прихода и ухода. Смотрю, садясь попить-поесть, на пятки дней мелькающих, у пьянства тоже много есть последствий вытекающих. Не зря на склоне лет я пить люблю и есть: на свете счастья нет, но вместе с тем и есть. А если где-то ждёт попойка, и штоф морозится большой, то я лечу, как птица-тройка, хотя еврейская душой. Пускай расходятся в улёт последние гроши: Бог дал нам душу - Он пошлёт и на пропой души. Меж нас гуляет бес похмелья, вступая с душами в игру: он после пьяного веселья их тянет выпить поутру. С радостью по жизни я гуляю в мире, лютой злобой повреждённом жажду выпить - водкой утоляю, жажду просто - пивом охлаждённым. Ценю я в игре винопития - помимо иных услаждений - возможность подёргать мыслителя за яйца его убеждений. Живу я славно и безбедно, поскольку мыслю государственно: народу в целом - пьянство вредно, а каждой личности - лекарственно. Курить, конечно, бросить надо бы, загвоздка - в бедах совокупных, а корни этой мелкой пагубы растут во мне из дурей крупных. В цепи причин и соответствий, несущих беды, хворь и срам, я не нашёл дурных последствий от пития по вечерам. Люблю я проследить, как возлияние, просачиваясь в мироощущение, оказывает веское влияние на духа и ума раскрепощение. Забавный знаю феномен: от генерала до портного у нас химический обмен устроен так, что ждёт спиртного. Пока ещё в душе чадит огарок печалей, интереса, наслаждения, я жизнь воспринимаю как подарок, мне посланный от Бога в день рождения. Сокрыта в разных фазах опьянения таинственная сила врачевания, играющая ноты упоения, текущие до самобичевания. Когда бы век я начал заново, то к людям был бы я внимательней, а гул и чад гулянья пьяного - любил сильнее и сознательней. Я злоупотребляю возлиянием, здоровье подрывая наслаждением, под личным растлевающим влиянием и с жалостливым самоосуждением. Душа, мягчея от вина, вступает с миром в компромисс, и благ любой, сидящий на, идущий по и пьющий из. Мне грустно думать в час ночной, что подлежу я избавлению и чашу горечи земной закончу пить я, к сожалению. Экклезиаст ещё заметил: соблазну как ни прекословь, но где подует шалый ветер, туда он дуть вернётся вновь. Хоть пили мы, как пить не стоит, - за это вряд ли ждёт нас кара, в нас только будущий историк учует запах перегара. Ко мне по ходу выливания - о чём бы рядом ни кричали - приходит радость понимания, что дух наш соткан из печали. Верный путь, на самом деле, различим по двум местам: то во храме, то в борделе вьётся он то здесь, то там. Виднее в нас после бутылки, как истрепались в жизни бывшей; мы не обломки, мы обмылки эпохи, нас употребившей. Наш путь извилист и неровен, а жребий тёмен и превратен, и только жирный чад жаровен везде всегда надёжно внятен. В года весны мы все грешили, но интересен ход явления: те, кто продолжил, - дольше жили, Бог ожидал их исправления. Каким ни вырос любомудром и даже просто будь мудрец, а всё равно охота утром к похмельной рюмке огурец. Смотрю без тени раздражения на огнедышащий вулкан и сразу после извержения готов налить ему стакан. После пьянства лихие творятся дела в ошалело бессонных ночах: мрак женился на тьме, згу она родила, мы сидим вчетвером при свечах. Живя весьма благообразно при нашем опыте и стаже, мы не бежим на зов соблазна, а просто надо нам туда же. Ленив, лукав и невынослив, я предан выпивке и блуду, перенося дела на после того, как я о них забуду. Хвала Творцу, что время длится, что мы благих не ждём вестей, и хорошеют наши лица от зова низменных страстей. В виду кладбищенского склепа, где замер времени поток, вдруг понимаешь, как нелепо не выпить лишнего глоток. В основном из житейского опыта мной усвоено важное то, что пока ещё столько не допито, глупо брать в гардеробе пальто. Я думал всегда, что соблазны, которые всем нам являются, хоть как-то годам сообразны, но бесы, увы, не меняются. От вида ландшафта, пейзажа (и речки чтоб вилась тесьма) хочу сразу выпить, и даже не просто хочу, а весьма. Угас дурак, тачая жалобы на мир жестокий и тупой, а для здоровья не мешало бы менять занудство на запой. У Бога я ни льготы, ни поблажки ни разу не просил, терпя убытки, за это у меня всегда во фляжке божественные булькают напитки. Моя душа передо мной была душою ясновидца - я мигом чувствую спиной, что сзади выпивка струится. Ко мне явилось откровение о смысле жизни и нирване, но было выпить настроение, и я забыл его по пьяни. Ещё я на радость имею талоны, но пристально если взглянуть - питейной бутыли покатые склоны рисуют мой жизненный путь. Спешу с утра опохмелиться я, чтоб горем не была беда, если начнётся репетиция премьеры Страшного суда. А в чём действительно я грешен, и это мне припомнит Бог - я в этой жизни баб утешил намного менее, чем мог. Пока не позвала в себя кровать, которая навеки нас уложит, на кладбище должны мы выпивать за тех, кто выпивать уже не может. Не с горечью влачу я жизнь мою, а круто благоденствую, доколе всё видимое ясно сознаю и черпаю блаженство в алкоголе. Первую без чоканья нередко пьём теперь, собравшись за столом: некто близкий выдернут, как репка, и исчез у жизни за углом. Плывя со всеми к райским кущам, я только с теми теплю связь, кто видит вечное в текущем и плавно пьёт, не торопясь. Растает в шуме похорон последних слов пустая лесть, и тихо мне шепнёт Харон: - А фляжка где? Стаканы есть. |
|
|
Designe of page |