ГАРИКИ ПРЕДПОСЛЕДНИЕ Поскольку ни на что уже не годен,
теперь я относительно свободен

Главная Предисловие Стихи Проза Фотоальбом Статьи Книги Выступления Подражания Антигарики Гимн Игорю Губерману
Гостевая Форум Голосования Друзья Новости Автор сайта Апофеоз тщеславия

Используете ли Вы программы для блокирования банеров, счётчиков и PopUp?
Да, постоянно
Да, часто
Да, иногда
Блокирую только PopUp ("Выпрыгивающие окна")
Нет, не использую
Впервые слышу о таких программах
Другое
Результаты

Поиск по сайту
:: www.yandex.ru ::

    
    Видя старческую прыть,
    бабы разбегаются,
    дед их дивно мог покрыть,
    а они пугаются.
    
    Время хворей и седин -
    очень тяжкая проверка
    утлых банок от сардин,
    серых гильз от фейерверка.
    
    Это враки, что выдохся я,
    сочинялись бы книжка за книжкой,
    но состарилась Муза моя
    и стихи мне диктует с одышкой.
    
    Хоть пыл мой возрастом уменьшен,
    но я без понта и без фальши
    смотрю на встречных юных женщин
    глазами теми же, что раньше.
    
    Сейчас, когда уже я старожил,
    я верен обывательским пределам -
    не то чтобы я жизнью дорожил,
    но как-то к ней привык
    душой и телом.
    
    Хотя проходит небольшой
    отрезок нашей биографии,
    хоть мы такие же душой -
    нас жутко старят фотографии.
    
    Когда мы начинаем остывать
    и жизнь уже почти что утекла,
    мы ценим нашу ветхую кровать
    как средство сохранения тепла.
    
    Дряхлый турист повсеместно
    льётся густыми лавинами:
    старым развалинам лестно
    встретиться взглядом с руинами.
    
    Старушке снятся дни погожие
    из текших много лет назад,
    когда кидались все прохожие
    проситься к ней в нескучный сад.
    
    Творец расчислил наперёд
    любое наше прекословье:
    вторая молодость берёт
    у нас последнее здоровье.
    
    Я вязну в тоскливых повторах,
    как будто плывут миражи;
    встречаются сутки, в которых
    уже точно так же я жил.
    
    От чего так устал?
    Ведь не камни таскал.
    А подвыпив,
    ещё порываюсь я петь;
    но всё время тоска,
    и повсюду тоска -
    помоги мне, Господь,
    эту жизнь дотерпеть.
    
    Если ближе присмотреться,
    в самом хилом старикашке
    упоённо бьётся сердце
    и шевелятся замашки.
    
    Вместе со всеми впадая в балдёж
    и на любые готовы падения,
    вертятся всюду,
    где есть молодёжь,
    дедушки лёгкого поведения.
    
    Наше время ступает, ползёт и идёт
    по утратам, потерям, пропажам,
    в молодые годится любой идиот,
    а для старости - нужен со стажем.
    
    Да, молодые соловьи,
    моё былое - в сером пепле,
    зато все слабости мои
    набрали силу и окрепли.
    
    Уже не позавидует никто
    былой моей
    загульной бесноватости,
    но я обрёл на старости зато
    все признаки святого,
    кроме святости.
    
    Не манят ни слава, ни власть,
    с любовью - глухой перекур,
    осталась последняя страсть -
    охота на жареных кур.
    
    Негоже до срока
    свечу задувать,
    нам это веками твердят,
    однако тому,
    чьё пространство - кровать,
    нет лучше лекарства, чем яд.
    
    Я не только снаружи облез,
    я уже и душевно такой,
    моего сластолюбия бес
    обленился и ценит покой.
    
    Судьба ведёт нас и волочит
    на страх и риск, в огонь и в воду,
    даруя ближе к вечной ночи
    уже ненужную свободу.
    
    Душа поёт, хотя не птица,
    и стать легка не по годам,
    и глаз, как странствующий рыцарь,
    прекрасных сыскивает дам.
    
    Горизонт застилается тучами,
    время явно уже на излёте,
    ибо стали печально докучливы
    все волнения духа и плоти.
    
    Провалился житейский балет
    или лысина славой покрыта -
    всё равно мы на старости лет
    у разбитого дремлем корыта.
    
    Стал верить я глухой молве,
    что, выйдя в возраст стариковский,
    мы в печени и в голове
    скопляем камень философский.
    
    Годы создают вокруг безлюдие,
    полон день пустотами густыми;
    старческих любовен скудоблудие -
    это ещё бегство из пустыни.
    
    Ходят цыпочки и лапочки -
    словно звуки песнопений;
    половина мне до лампочки,
    остальные мне до фени.
    
    Копчу зачем-то небо синее,
    меняя слабость на усталость,
    ежевечернее уныние -
    на ежеутреннюю вялость.
    
    Угрюмо сух и раздражителен,
    ещё я жгу свою свечу
    и становиться долгожителем
    уже боюсь и не хочу.
    
    Ещё несёт нас по волнам,
    ещё сполна живём на свете,
    но в паруса тугие нам
    уже вчерашний дует ветер.
    
    Не назло грядущим бедам,
    не вкушая благодать,
    а ебутся бабка с дедом,
    чтобы внуков нагадать.
    
    Дотла сгоревшее полено,
    со мной бутыль распив под вечер,
    гуняво шамкало, что тлена
    по сути нет, и дух наш вечен.
    
    Меня спроси или Его -
    у нас один ответ:
    старенье - сумерки всего,
    что составляло свет.
    
    Уже немалые года
    мой хер со мной
    отменно дружен,
    торча во младости всегда,
    а ныне - только если нужен.
    
    Я дряхлостью нисколько не смущён
    и в частом алкогольном кураже
    я бегаю за девками ещё,
    но только очень медленно уже.
    
    Вчера с утра
    кофейной гущей
    увлекся я, ловя узор,
    и углядел в судьбе грядущей
    на склоне лет мужской позор.
    
    К любым неприятностям
    холодно стоек,
    я силы души
    берегу про запас;
    на старости лет
    огорчаться не стоит:
    ведь самое худшее
    ждёт ещё нас.
    
    Порой жалеть я стал себя:
    уже ничей не соблазнитель,
    нить жизни вяло теребя,
    ловлю конец не свой, а нити.
    
    Вонзается во сне
    мне в сердце спица,
    и дико разверзается беда;
    покой, писал поэт,
    нам только снится;
    увы, теперь и снится не всегда.
    
    Стынет буквами речка былого,
    что по веку неслась оголтело,
    и теперь меня хвалят за слово,
    как недавно ругали за дело.
    
    Для счастья надо очень мало,
    и рад рубашке старичок,
    если добавлено крахмала,
    чтобы стоял воротничок.
    
    Ближе к ночи пью горький нектар
    под неспешные мысли о том,
    как изрядно сегодня я стар,
    но моложе, чем буду потом.
    
    Мне забавна картина итога
    на исходе пути моего:
    и вполне я могу ещё много,
    и уже не хочу ничего.
    
    Мы видные люди в округе,
    в любой приглашают нас дом,
    но молоды наши подруги
    всё с большим и большим трудом.
    
    Я вкушаю отдых благодатный,
    бросил я все хлопоты пустые:
    возраст у меня ещё закатный,
    а в умишке - сумерки густые.
    
    Принять последнее решение
    мешают мне родные лица,
    и к Богу я без приглашения
    пока стесняюсь появиться.
    
    Старюсь я приемлемо вполне,
    разве только горестная штука:
    квёлое уныние ко мне
    стало приходить уже без стука.
    
    Судьбе не так уж мы покорны,
    и ждёт удача всех охочих;
    в любви все возрасты проворны
    а пожилые - прытче прочих.
    
    Молодое забыв мельтешение,
    очень тихо живу и умеренно,
    но у дряхлости есть утешение:
    я уже не умру преждевременно.
    
    Создался
    облик новых поколений,
    и я на них смотрю,
    глуша тревогу;
    когда меж них родится
    ихний гений,
    меня уже не будет, слава Богу.
    
    Приблизившись
    к естественному краю,
    теряешь наплевательскую спесь
    и я уже спокойно примеряю
    себя к существованию не здесь.
    
    Слава Творцу,
    мне такое не снилось,
    жил я разболтанно, шало и косо,
    всё, что могло, у меня износилось,
    но безупречно и после износа.
    
    Я огорчён печальной малостью,
    что ближе к сумеркам видна:
    ум не приходит к нам со старостью,
    она приходит к нам одна.
    
    Любое знает поколение,
    как душу старца может пучить
    неутолимое стремление
    девицу юную увнучить.
    
    Нет сил на юное порхание,
    и привкус горечи острей,
    но есть весеннее дыхание
    в расцвете дряхлости моей.
    
    Ещё мы хватки в острых спорах,
    ещё горит азарт на лицах,
    ещё изрядно сух наш порох,
    но вся беда - в пороховницах.
    
    Состарясь, мы уже другие,
    но пыл ничуть не оскудел,
    и наши помыслы благие
    теперь куда грешнее дел.
    
    Смешно грустить о старости, друзья,
    в душе не затухает Божья искра;
    склероз, конечно, вылечить нельзя,
    но мы о нём забудем очень быстро.
    
    Все толкования меняются
    у снов периода старения,
    и снится пухлая красавица -
    к изжоге и от несварения.
    
    К очкам привыкла переносица,
    во рту протезы, как родные,
    а после пьянки печень просится
    уйти в поля на выходные.
    
    В последней, стариковской ипостаси
    печаль самолюбиво я таю:
    на шухере, на стрёме, на атасе -
    и то уже теперь не постою.
    
    Растаяла, меня преобразив,
    Цепочка улетевших лет и зим,
    не сильно был я в юности красив,
    по старости я стал неотразим.
    
    Я курю, выпиваю и ем,
    я и старый - такой же, как был
    и практически нету проблем
    даже с этим - но с чем, я забыл.
    
    Вот женщина шлёт зеркалу вопрос
    вот зеркало печальный шлёт ответ,
    но женщина упрямо пудрит нос
    и красит увядание в расцвет.
    
    Памяти моей истёрлась лента,
    вся она - то в дырах, то в повторах,
    а в разгаре важного момента -
    мрак и зга, хрипение и шорох.
    
    Наплывает на жизнь мою лёд.
    Он по праву и вовремя он.
    Веет холод. И дни напролёт
    у меня не звонит телефон.
    
    Знает каждый,
    кто до старости дорос,
    как похожа наша дряхлость
    на влюблённость,
    потому что это вовсе не склероз,
    а слепая и глухая просветлённость.
    
    Моё уже зимнее сердце -
    грядущее мы ведь не знаем -
    вполне ещё может согреться
    чужим зеленеющим маем.
    
    И в годы старости плачевной
    томит нас жажда связи тесной -
    забытой близости душевной,
    былой слиянности телесной.
    
    Уже в наших шутках и пении -
    как эхо грядущей нелепости -
    шуршат и колышутся тенями
    знамена сдающейся крепости.
    
    Что старику надрывно снится,
    едва ночной сгустился мрак?
    На ветках мается жар-птица,
    шепча: ну где же ты, дурак?
    
    С того и грустны стариканы,
    когда им налиты стаканы,
    что муза ихнего разврата
    ушла куда-то без возврата.
    
    ...Но вынужден жить,
    потому что обязан
    я всем, кто со мною
    душевно завязан.
    
    Как пенится музыка
    в юных солистах!
    Как дивна игра их
    на скрипках волнистых!
    А мы уже в зале, в толпе старичков,
    Ушла музыкальность
    из наших смычков.
    
    Ощущая свою соприродность
    с чередой уходящего множества
    прихожу постепенно в негодность
    и впадаю в блаженство убожества.
    
    Я хотя немало в жизни видел,
    в душу много раз ронялась искра,
    всё-таки на Бога я в обиде:
    время прокрутил Он очень быстро.
    
    В тиши укромного жилища
    я жду конца пути земного,
    на книжных полках - духа пища,
    и вдоволь куплено спиртного.
    
    Я под раскаты вселенского шума
    старость лелею мою;
    раньше в дожди я читал или думал,
    нынче я сплю или пью.
    
    Я часто бываю растерян:
    хотя уже стал я седым,
    а столь же в себе не уверен,
    как был, когда был молодым.
    
    Печаль моя - не от ума,
    всегда он был не слишком ярок,
    но спит во мне желаний тьма,
    а сил - совсем уже огарок.
    
    От возраста поскольку нет лечения,
    то стоит посмотреть на преимущества:
    остыли все порочные влечения,
    включая умножение имущества.
    
    Уже я начал хуже слышать,
    а видеть хуже - стал давно,
    потом легко поедет крыша,
    и тихо кончится кино.
    
    Утопая в немом сострадании
    я на старость когда-то смотрел,
    а что есть красота в увядании,
    я заметил, когда постарел.
    
    Годы меня знанием напичкали,
    я в себе глазами постаревшими
    вижу коробок, набитый спичками -
    только безнадёжно отсыревшими.
    
    Время жизни летит, как лавина,
    и - загадка, уму непомерная,
    что вторая её половина
    безобразно короче, чем первая.
    
    Начал я слышать с течением лет -
    жалко, что миг узнавания редок:
    это во мне произносит мой дед,
    это - отец, но возможно, что предок.
    
    Забавно мне, что старческие немощи
    в потёмках увядания глухих
    изрядно омерзительны и тем ещё,
    что тянут нас рассказывать о них.
    
    Дико мне порой сидеть в гостях,
    мы не обезумели, но вроде:
    наши разговоры о смертях
    будничны, как толки о погоде.
    
    В те года, что ещё не устал,
    я оглядывал женщин ласкательно
    только нынче, хотя уже стар,
    а на баб я смотрю вынимательно.
    
    Блаженна пора угасания:
    все мысли расплывчато благостны,
    и буйственной жизни касания
    скорее докучны, чем радостны.
    
    Едва пожил - уже старик,
    Создатель не простак,
    и в заоконном чик-чирик
    мне слышится тик-так.
    
    Текут по воздуху года,
    легко струясь под каждой крышей,
    и скоро мы войдём туда,
    откуда только Данте вышел.
    
    Как найти эту веху в пути
    на заметном закатном сползании,
    чтоб успеть добровольно уйти,
    оставаясь в уме и сознании?
    
    Лично мне, признаться честно,
    вместо отдыха в суглинке
    было б весело и лестно
    посетить мои поминки.
    
    Мы дожили
    до признания и внуков,
    до свободы
    в виде пакостной пародии,
    и уходим мы
    с медлительностью звуков
    кем-то сыгранной и тающей мелодии.
    
    По складу нашего сознания -
    мы из реальности иной,
    мы допотопные создания,
    нас по оплошке вывез Ной.
    
    Кончается жизни дорога,
    я много теперь понимаю
    и знаю достаточно много,
    но как это вспомнить - не знаю.
    
    Друзья, вы не сразу меня хороните
    хочу посмотреть - и не струшу,
    как бес-искуситель
    и ангел-хранитель
    придут арестовывать душу.
    
    Сегодня, выпив кофе поутру,
    я дивный ощутил в себе покой;
    забавно: я ведь знаю, что умру,
    а веры в это нету никакой.
    
    Нехитрым совпадением тревожа,
    мне люстра подмигнула сочинить,
    что жизнь моя - на лампочку похожа,
    и в ней перегорит однажды нить.
    
    Звезде далёкой шлю привет
    сквозь темноту вселенской стужи;
    придя сюда, ответный свет
    уже меня не обнаружит.
    
    Пили водку дед с бабулькой,
    ближе к ночи дед косел,
    но однажды он забулькал
    и уже не пил совсем.
    

    Дальше >>>


    

Designe of page
CSI "Facktor"
mailto: foxmax@inbox.ru