|
|
|
|
В Киеве состоялся творческий вечер Игоря Губермана
Юлия ПЯТЕЦКАЯ Писать об Игоре Губермане трудно, поскольку все его творчество укладывается в поразительно адекватную ему же формулу: 'Краткость - сестра таланта'. В этом отношении среди поэтов Губерман бесспорный лидер. Есть, конечно, еще и отец русского одностишия Владимир Вишневский, но мы все-таки о поэзии... А Губерман - это чистый ее образец. Особенно в первых строчках. Потом начинается грязный... Три первые строки у него, как правило, невинны, как дитя, а четвертая как то же дитя, только заметно подросшее. Мы закрыли все окошки,
Но уснуть мы не смогли,
Ночью так орали кошки,
Будто тигры ихе...и.
Его всемирная слава началась с почти некрасовского: 'В лесу раздавался топор дровосека, мужик топором отгонял гомосека'. Автор объявился не сразу. Стишок довольно долго считался талантливой народной частушкой, что вполне естественно, поскольку все лучшее из написанного Губерманом этой самой похабной частушкой исчерпывается. Если, конечно, он не шибко умничает. Иногда сразу понятно, что народ такого не осилит: Получив в Москве по жопе,
Полон пессимизма,
Снова бродит по Европе
Призрак коммунизма.
Игорь Миронович не помнит, когда именно начал творить. Зато хорошо помнит, что когда у него родился сын и он пришел похвастаться к знакомому представителю творческой интеллигенции, тот радостно воскликнул: 'Ну наконец-то, Гарик, ты создал что-то стоящее - в отличие от того говна, которое пишешь'.Кстати, свое 'говно' Губерман упорно пишет через 'а', нарушая могучие законы великого языка. А поскольку это слово в его творчестве одно из основополагающих, к нему часто цепляются. На что поэт устало замечает, что только 'гавно' через 'а' способно передать весь эмоциональный спектр, уместный в тех случаях, когда речь заходит о хорошем человеке. Он на редкость не плодовит. Написал множество крохотных стишков, родив новый жанр (гарики), документальный тюремный роман, поскольку сидел, и несколько литературных произведений под именами действующих профессиональных литераторов (к примеру, Марка Поповского), которые в силу разных причин писать не могли, но хотели. Приблизительно раз в два года житель Иерусалима Игорь Миронович Губерман отправляется на гастроли в Россию, Украину, Белоруссию, Европу. В Америке бывает чаще, так как это его экономическая родина. Нынешний киевский вечер Губермана назывался 'Гарики и человеки' и состоял в основном из слышаного-переслышаного в предыдущие приезды поэта. Тем не менее зал расцветал от удовольствия, заслыша знакомые с детства слова в талантливой литературной обработке. Все-таки свобода сделала свое черное дело. Я помню, как лет семь назад, слушая развеселенькие губермановские экзерсисы, люди краснели, пыхтели, давились, ерзали, но, правда, не уходили. Сегодня уже никто не покрывается испариной, заслышав 'я застенчив, как хер на морозе'. Наоборот, многие радостно подвывают, раскрепощенно заходясь в гомерическом хохоте. Губерман - это действительно очень смешно. Это трогательно, это, в конце концов, печально. Потому что он стареет. Ему скоро 70. Нет, он все так же прекрасен, легок, строен, не лыс и не сед, игрив и кокетлив с дамами. Но с некоторых пор его любимая глава - 'О старости и смерти', которую он то и дело пополняет новыми шедеврами. 'Я достиг того возраста, который в некрологах называется цветущим', - шутит Игорь Миронович. И все-таки главная его особенность, то, что возносит его нецензурные рифмы до высот настоящей поэзии, - философичность. Он абсолютно не конкретен, не опускается до актуальности и злободневности, хотя, конечно, по паре строф посвятил и коммунизму ('советская власть плюс эмиграция всей страны'), и путчам, и арабским террористам, и Жириновскому... Но с тем, сколько он посвятил Господу Богу, конкурировать могут разве что Тора и Библия. 'А Бог на нас глядит из райских кущей и думает: 'Разъебы...тесь сами!'. Он 15 лет на сцене. Сидел, эмигрировал (причем не на сытый Запад, а на весьма проблемную землю обетованную), возвращаться не хочет. Очень любит жену, несмотря на то, что позиционирует себя как заправского ловеласа, гордится детьми, не жалуется на там, не удивляется на здесь. Просто 'завывает стишки', зарабатывая на хлеб насущный. Самое длинное его стихотворение содержит восемь строк. Его обожают женщины, уважают мужчины, любят даже безнадежные антисемиты, а образованная Европа мучительно пытается переводить на свои языки. Пока действительно хорошо получилось только на голландский. Губерман по-ихнему 'Хуйберман'.
|
|
|
Designe of page |