О том, что Игорь
Губерман, остроумец, матерщинник и отец "гариков", еще и
экскурсовод, мало кому известно. Но сам Губерман говорит об этом факте своей биографии
с куда большим удовольствием, чем о тюремном прошлом или
эмиграционном настоящем.
- В 1988 году я приехал в Израиль с
намерением стать экскурсоводом. Потому что ничего не знал, ничего не
умел и полагал, что эта профессия создана для подобных мне
бездельников и разгильдяев. Иллюзии рассеял в первое же утро Александр Окунь, который ворвался к нам в
несусветную, по моим понятиям, рань с криком: "Вставайте, лентяи,
Голгофа работает до двенадцати". Я понял, что хлеб экскурсовода - не
самый легкий хлеб, в чем и убедился десять лет спустя на собственной
шкуре, когда владельца крупной израильской турфирмы осенила дикая
идея организовать спецрейсы "Европа в комментариях Губермана и Окуня".
Перед первой поездкой я страшно нервничал и зубрил
исторические книги. А прибыв на место, обнаружил, что контекст
требовал совсем иных фактов и сведений. Потом практика показала, что
такая нестыковка случается часто. По теме "Милан Леонардо да Винчи"
я прошерстил кучу биографической литературы. И куда ее прикажете
засунуть, когда стоишь посреди огромного зала с остатками дивной
росписи, сделанной восковыми красками? Здесь надо говорить о
Леонардо - великом экспериментаторе, о том, как он, желая, чтобы эти
восковые краски скорее высохли, в нетерпении разжег костер прямо на
полу, они потекли - и Леонардо вскочил на лошадь и ускакал. Надо
говорить о том, как со всей округи везли к нему дохлых кроликов,
лошадей, собак, как эти горы трупов он вываривал, распространяя на
десятки километров кошмарное зловоние, тратил кучу бабок, чтобы
задобрить соседей, и составлял, составлял свою карту скелетов.
Вместо этого я грузил народ какой-то информацией не в масть.
Впрочем, слушали с удовольствием - талант импровизатора и природное
нахальство выручали меня и в более рискованных ситуациях.
Однажды я потерял свои записи о Петрарке, а мы находились в
городе, где он провел много лет и где ему поставлен памятник. В
автобусе я с ужасом понял, что ничего не знаю о поэте, кроме его
любви к Лауре. Я начал с того, что Петрарка родился тогда-то. Меня
тут же поправила какая-то баба. По ее сведениям, он, видите ли,
родился на два года раньше. Я на нее сердито цыкнул: мол, ваша
информация, мадам, устарела... Далее двумя анкетными фразами об
изгнании и смерти покончил с великим итальянцем, после чего целый
час декламировал молодую Веру Инбер под
сомнительным предлогом ее пламенной любви к Петрарке. Народ был
безумно счастлив. Когда же я вернулся на свое место, Сашка Окунь злобно заметил: "Ты читал стихи, не
называя автора, и все подумали, что это твои".
Иногда
импровизации возникают не от суровой нужды, а от избытка чувств. Так
было на монастырском кладбище в Ницце, где мы искали могилу Герцена.
Нашли - и я совершенно обалдел, увидев бронзовую скульптуру в полный
рост. Герцен был такой прекрасный, он был так непохож на помпезного
Герцена, скажем, перед МГУ. Мы плеснули Александру Ивановичу его
любимого шампанского, выпили сами. Но поскольку нас сопровождала вся
группа, мне ничего не оставалось, как произнести монолог о Герцене,
об его сумасшедшем провидческом даре, продиктовавшем ему 150 лет
назад слова, которые сегодня надо было высечь на камне на каждом
углу, и они действовали бы психотерапевтически: "Как ни странно, но
опыт показывает, что народам легче переносить насильственное бремя
рабства, чем неожиданный дар свободы". Это была лучшая моя лекция...
А бывает, что говорить совсем не хочется. На кладбище
Сен-Женевьев я ничего не рассказывал. Не мог. Там такое количество
русских славных имен! Я себя ощущал вдовой белого офицера. Прибил
покосившуюся перекладину на кресте. Сердце разрывалось от жалости:
не по чину нищие, чудовищные, забытые могилы. И среди них, еще
больше подчеркивая их заброшенность и убогость, роскошная
усыпальница Нуриева, покрытая ковром, заваленная цветами...
Обычно гиды держат в уме хренову тучу всяких важных и
полезных цифр. Это производит впечатление на клиента. Я же цифры
забываю, они у меня в основном отсутствуют. Но когда меня спрашивают
- отвечаю немедленно и категорически, с точным указанием фактов и
дат. То, что мои факты и даты абсолютно не совпадают с истинными
фактами и датами, на самом деле неважно. Турист эту справку
мгновенно забывает. Ему важно задать вопрос, и в момент получения
ответа он удовлетворен. Правда, иногда попадается особый, крайне
неприятный тип экскурсанта - активный идиот, а чаще идиотка. Во
время поездки по Франции в моей группе завелась такая. Она ко всем
приставала, всех замучила, ни на секунду не замолкала: "А это что за
статуя, а это, а это..." Народ смотрел на меня с надеждой, и я
принял огонь на себя, без запинки сообщая: "Это памятник матерям
воинов, погибших в татаро-монгольское нашествие, это -
муниципалитету, расстрелянному инквизицией за предоставление
политического убежища ведьмам и коммунистам". Она все аккуратно
записывала!
По мерзости с этой породой туристов сравнимы
только нувориши. Как-то нам попались во время поездки в Голландию
две такие семейные пары. Они вели себя как новые русские из
анекдотов. Кстати, в Израиле гуляет целая серия экскурсионных баек с
этими героями. Например: по Иерусалиму гид водит нового русского.
Здесь, показывает, вознесся Иисус. Здесь - дева Мария. А отсюда
вознесся пророк Магомет, как много лет до него вознесся пророк Илья.
Новый русский пожимает плечами: "Ну у вас тут Байконур, б...!"
Так вот, не пытаясь вникнуть в ситуацию, они считали, что мы
наняты их развлекать, строить в пары, травить байки, показывать
фокусы. И в Амстердаме я уговорил всех сходить на шоу "Живая
любовь". Публика сосредоточенно смотрела на сцену, у японцев на лбу
блестели бисеринки пота. А эти четверо сидели со скучающими
надменными лицами. С теми же лицами они остались на второй сеанс.
На экскурсиях я обожаю врать. Скажу без лишней скромности:
искусством экскурсионного вранья владею в совершенстве. Особенно
распоясываюсь, когда вожу по Иерусалиму друзей или (по их просьбе)
приятелей друзей, родню приятелей друзей, а также знакомых родни
приятелей друзей. У нас есть период дождей, улочки узкие, наклонные,
и, чтобы вода не мешала пешеходам, посередине проложены желобки. Вот
веду очередных гостей и, как бы между прочим, замечаю: "Видите
желобок? История Иерусалима так кровава, он восемьдесят два раза
переходил из рук в руки, столько завоевателей, что возникла традиция
сразу прокладывать желоба для стока крови, как у кинжалов..."
Я лодырь, лентяй и растяпа,
Но в миг, если нужен я
вдруг,
На мне треугольная шляпа
И серый походный сюртук.
>>> Читать следующую статью >>>