|
|
|
|
Автор: Виктор МАРТИНОВИЧ С творчеством Игоря Губермана знаком любой человек, родившийся в СССР. Даже тот, кто после окончания школы ни разу не брал в руки книги, слышал губермановское: 'Не стесняйся, пьяница, носа своего, он ведь с красным знаменем цвета одного'. Не многие знают, что остроту создала не абстрактная 'народная молва', а совершенно конкретный автор. Потому, набирая израильский номер Игоря Мироновича, корреспондент 'Белорусской газеты' заметно волновался. 
Было понятно, что беседа предстоит не с человеком, а с человечищем.
Кто знает, какие слышанные корр. 'БГ' еще в школе приколы придумал
этот легендарный собеседник. Губерман приветствовал корреспондента
'Белорусской газеты' по-простецки, назвав теплым словом 'батенька':
'Вы, батенька, судя по голосу, просто возмутительно молоды'.
'Ну да, к сожалению...' - ляпнул с перепугу корреспондент.
'Почему же, к сожалению?' - осведомился Игорь Миронович. -
'Потому, что в контексте этой беседы это скорее недостаток'. -
'Молодость, батенька, это тот недостаток, который быстро
проходит', - с лету свежо сострил сатирик, и интервью, в ходе
которого интервьюера не покидало ощущение, что он 12-летний
звеньевой пионеротряда, беседующий с мудрым дедушкой Лениным,
началось.- Лет десять-пятнадцать назад шутить было проще или сложнее? - Намного проще. Мы находились под обаянием борьбы с советской властью. Когда это кончилось, оказалось, что теперь шутить надо на вечные темы. И сразу стало труднее. - Кто ваш читатель? Он меняется со временем? - Мой читатель - это инженер, врач, учитель. Тот, кто в советской России полупрезрительно величался НТИ - научно-техническая интеллигенция. Интеллигенция меня как читала, так и читает. Меняется ли она? Думаю, да. Мне кажется, за последние годы средний постсоветский интеллигент вышел из состояния растерянности. Он начинает что-то соображать, становится на ноги. И слава богу! - Есть ощущение, что за последние десять лет НТИ исчезла как класс. Люди занялись бизнесом, торгуют на рынках... - То, что они переквалифицировались, естественно. Им надо как-то выживать. Но, сменив способ зарабатывания денег, они не изменились внутренне. Те, в ком была искра интеллигентинки, сохранили ее. Может быть, она ушла, но потом, благополучно перезимовав тяжелые годы, снова вернулась. Тому, кстати, есть простое доказательство. Казалось бы, все занялись бизнесом, стали считать деньги, погрузились в Интернет... Но посмотрите, как раскупаются книги! Вы мне возразите, что раскупаются детективы и женские романы... Но ведь не только они! ПОГЛАДИТЬ АКУНИНА - Кстати, каково ваше мнение о нынешнем мейнстриме - об Акунине, Толстой, о детективах и фэнтези? - Вы как-то преступно смешиваете жанры. Я знаю несколько просто замечательных детективщиков. А что касается Акунина, то он, как мне кажется, очень важный и очень существенный современный русский писатель. По-моему, сегодня Акунин - не менее важная фигура в литературе, чем Пелевин. - А если сравнивать Акунина и Губермана? - Я на эти провокации отказываюсь отвечать (смеется). На мой взгляд и вкус, Акунин - это такой гигант, что, если бы я когда-нибудь этого Георгия Чхартишвили увидел рядом с собой, я бы его просто благодарственно погладил. - Но есть мнение, что Акунин - красивое чтиво, которое не несет в себе никакого великого смысла... - Это х:ня, присущая чьим-то личным воззрениям. Доказательство тому - миллионные тиражи Акунина. Человек, который столько читает, а читает и знает он безумно много (трактат 'Писатель и самоубийство' - тому доказательство), который исполнен такого интеллекта, о чем бы ни писал, все равно напишет о главном. О ТАЙШЕТЕ И ТОРШЕРЕ - Человеку, который привык к 'умному юмору' Губермана, странно смотреть передачи вроде 'Аншлага'. Создается ощущение деградации самого понятия 'смешное': - Моя бабушка говорила мне: не обобщай, обобщен не будешь. Мне кажется, во всех СМИ должен быть процент той чудовищной низкопробной пошлости, которую взял на себя 'Аншлаг'. Кто-то же это любит - и на здоровье. Мне это кажется чудовищной пошлостью. Мои знакомые тоже употребляют слово 'Аншлаг' как символ пошлости. - А пятнадцать лет назад такой вот 'аншлаговский' юмор был? - Пятнадцать лет назад она принимала куда более страшные формы: призывные, романтические. Поэты рифмовали 'Тайшет' (населенный пункт в Иркутской области РФ. - В. М.) и 'торшер', призывая таким образом ехать поднимать целину или строить БАМ. Юмор 'Аншлага' - просто невинный юмор. И дай ему бог здоровья со всей его пошлостью. В ЛАГЕРЯХ НЕ УЛЫБАЮТСЯ - Несколько лет назад вы сказали, что в России появилось безумное количество свободных людей. Сейчас, после четырех лет правления Путина, по-прежнему так считаете? - Да. За прошедшие годы их стало еще больше. Они больше не боятся улыбаться навстречу. Мы ведь жили в 'социалистическом лагере'. Но именно в лагере. В тех лагерях, которые мне 'посчастливилось' повидать, нельзя было навстречу человеку улыбнуться, там улыбка - признак не доброжелательности, а слабости, заискивания, 'подсадка снизу'. А в остальном мире продолжали улыбаться встречным, считая это таким же знаком доброжелательности, как у каких-нибудь африканских туземцев раскрытые ладони. На улицах бывшего Союза появилось огромное количество улыбающихся навстречу тебе людей. Это признак свободного человека. - Несмотря на заявления западных политологов о том, что Россия ступила на путь авторитаризма, общество раскрепощается? - Зачем ссылаться на Запад? Я, например, сегодня всем говорю, что в России значительно похолодало. Про Беларусь я не говорю, у вас это наступило еще раньше. Но все равно каждый человек раскрепощается и идет по индивидуальному пути свободы. Люди оставались свободными даже в советской империи. Сидели, но при этом оставались свободными, читали то, что хотели, самиздат ведь распространялся многотысячными тиражами: - А почему в путинской России нет самиздата? - Потому что по-прежнему торжествует свобода печати. - Все не так плохо? - В муссолиниевской Италии тоже была полная свобода слова. Но когда человеку дозволено кричать все, что угодно, это отнюдь не означает, что он свободен. О КОМИЧНОСТИ СТАРЕНИЯ - Над чем вам в последнее время хочется смеяться, а над чем - плакать? - Над одним и тем же - над старостью. В возрастных изменениях, происходящих со мной, открылось невероятное пространство для наблюдения. Я об этом сейчас много пишу и буду много читать, когда приеду в Минск. - Но в ваших последних книгах все наблюдения о старости - не печальные, а скорее ироничные. - А это наше национальное, еврейское - смех сквозь слезы. Меня не тяготит старость. Каждый возраст по-своему прекрасен, как врали нам философы. Ужасно многое в жизни пересматриваешь. Например, высыхает клей, с помощью которого мы раньше мгновенно прилипали к нравившимся нам людям. А теперь... ощущение такое, что самые разные клеи жизни высыхают. МЕНЬШЕ ТАБУ - Вам не кажется, что российское общество стало серьезнее? что у него появилась куча табуированных для смеха тем? - Нет. Более того, я вижу расширение спектра тем, над которыми можно шутить. На мои выступления стало ходить больше молодежи. Здесь есть два варианта: либо она разделяет те ценности и интересы, которые разделяю я и мои сверстники, читавшие меня еще в самиздате, либо она идет послушать неформальную лексику. - А можете охарактеризовать белорусскую аудиторию? - Я ее совсем не знаю. Я у вас выступаю только в Минске. В этом городе я имею дело с интеллигенцией, перед которой очень приятно выступать. Всякий раз собирается замечательная, остро слышащая и реагирующая аудитория. ПРО МАТ И СЕКСУАЛЬНОЕ СТАНОВЛЕНИЕ - Кстати о неформальной лексике... Почему в вашей, такой интеллигентской, прозе появляется мат? - Вы употребили два ужасно разных обозначения для почти одного и того же понятия: 'неформальная лексика' и 'мат'. Мат - это то, чем пользуется тринадцатилетний подросток, чтобы показать девочке Оксане, что он уже достиг половозрелого возраста. Он еще плюется через выпавший молочный зуб, он еще неумело затягивается сигаретой, но уже ругается. Неформальная лексика - абсолютно естественная и неотъемлемая часть великого могучего, правдивого и свободного русского языка. Вот ею-то я и пользуюсь. Мне нравится использовать русский язык в полном объеме. И я не единственный, кто это делает. Трудно ведь себе представить русскую литературу без Венедикта Ерофеева и Юза Алешковского. И ПРО РОДИНУ - Уже шестнадцать лет вы смотрите на родину издалека. Оттуда она выглядит красивее или уродливей? - Я очень люблю Россию и не перестал ее любить после отъезда. Мне часто бывает за Россию страшно. Еще чаще - стыдно. И очень часто - больно. А на расстоянии - страшней, больней и стыдней, чем внутри. СПРАВКА 'БГ'. Игорь Губерман родился в 1936г. Окончил МИИТ. Сменил много профессий - от журналиста до электрика. Первый раз опубликовался в 1963г. К 1979г. стал ярким представителем диссидентского движения, за что был арестован по сфабрикованному обвинению в торговле крадеными вещами. Получил пять лет лагерей. 1979-84гг. продолжал писать, находясь в заключении. Репатриировал в Израиль в 1988г. Живет в Иерусалиме. Самые известные книги: 'Гарики на каждый день', 'Прогулки вокруг барака', 'Гарики из Иерусалима', 'Пожилые записки', 'Книга странствий'. Взято отсюда: Белорусская газета - онлайновая версия информационно-аналитического еженедельника
|
|
|
Designe of page |