ИГОРЬ ГУБЕРМАН:
"ЦЕНЮ В СЕБЕ БЕСПЕЧНОСТЬ"

Главная Предисловие Стихи Проза Фотоальбом Статьи Книги Выступления Подражания Антигарики Гимн Игорю Губерману
Гостевая Форум Голосования Друзья Новости Автор сайта Апофеоз тщеславия

Используете ли Вы программы для блокирования банеров, счётчиков и PopUp?
Да, постоянно
Да, часто
Да, иногда
Блокирую только PopUp ("Выпрыгивающие окна")
Нет, не использую
Впервые слышу о таких программах
Другое
Результаты

Поиск по сайту
:: www.yandex.ru ::

    Сергей ШАПРАН

    Феномен популярности Игоря Губермана можно объяснить просто: очень сложно облекать выдающиеся мысли в размер четырех стихотворных строк. И чтобы при этом они оказывались смешными. Что же касается использо вания Губерманом ненормативной лексики, то в его устах она звучит точно так же, как и все остальные слова русского языка. Игорю Губерману 62 года. Отсидев в лагерях (якобы за скупку краденого), в 1988 году он эмигрировал в Израиль. С 1992 года поэт переш ел из разряда самиздатовских авторов в число официально издаваемых. И вместе со своими <гариками> обрел заслуженную популярность.

    -Игорь Миронович, почему вы уехали из СССР? И отчего, как вы думаете, не уезжают другие, даже если хотят уехать?

    - Я уезжал не потому, что страшный сионист, или оттого, что хотел жить в Израиле. Хотя понимал, что если жить не в России, то тогда только в Израиле. Но у меня было ощущение, что одна жизнь уже прожита. А тут Господь Бог предоставил возможность второ й жизни. Многие же не уезжают просто по инерции или от страха. Дело в том, что из Израиля (особенно с волной 90-х годов) сюда пришло безумное количество писем, рассказывающих о том, как там тяжко. Советскому человеку в Израиле, действительно, тяжело. Вед ь мы все привыкли жить на иждивении государства: получать пайку в виде крохотной зарплаты, но знать, что получим ее наверняка. К тому же существует боязнь потерять престиж. Это очень важная штука, потому что потеря престижа психологически влияет просто ж утко! Я знаю сотни людей, бывших здесь главными инженерами, заведующими, директорами, какими-то руководителями (это не считая тех, которые врут, что были директорами), тоскующих там только оттого, что потеряли эти регалии. Забавно, но вот недавно я наткн улся на фразу Аристотеля о том, что уезжающий человек теряет в трех вещах: в здоровье, благосостоянии и престиже.

    - Наверное, не уезжают еще и потому, что боятся перемен? С возрастом это воспринимается как крах.

    - Да, боятся перемен, необходимости собственного выбора и самостоятельного существования. Свобода - на самом деле очень тяжелая штука.

    - Музыкант из некогда популярного бит-квартета <Секрет> Максим Леонидов, уехав в Израиль, говорил, что он эмигрировал лишь потому, что ему надоели грубость и хамство горничных и портье в гостиницах, грязь на улицах и так далее. Это, на ваш взгл яд, веские причины?

    - Я очень хорошо его знаю. Но, думаю, он просто что-то формально ляпнул, взболтнул. Миша Козаков, например, уезжая, говорил, что культура кончилась и все умерло. А теперь он вернулся. Так что, когда называются такие причины, это все - дешевые штуки. На самом деле причины, конечно, другие, более веские: уезжают за новой славой и новой жизнью.

    - Вы долго мучились в сомнениях, намереваясь уехать?

    - Чудовищно мучился. Но мучился не страхом потери престижа и необходимости как-то устраиваться, так как и тут я был никем. Просто очень не хотелось расставаться с Россией. Я чувствовал себя ужасно русским человеком. И сейчас тоже ощущаю себя таким.

    - Как вы там обустраивались?

    - Немножко работал в газете, на радио. Год был ночным сторожем. Были еще какие-то маленькие заработки. Но у меня там, по счастью, оказались тысячи читателей. И я очень быстро вышел на такое эстрадное существование.

    - Вас там начинали читать еще в самиздате? Когда вообще ваши <гарики> появились в самиздате?

    - В начале 70-х.

    - Такое название своим четверостишиям вы сами придумали?

    - Да. Гариком меня называли дома. Вообще, сначала я называл свои стишки дэдзэбао - были у китайцев такие лозунги больших букв. Но в 78-м и потом, по-моему, в 80-м в Израиле вышли две книжки моих стихов. Я тогда уже сидел. И друзья, издав книги, дали им название <Еврейские дэдзэбао>. Уж полная глупость! Я стал придумывать другое название. Так и появились <гарики>. Это оказалось очень заразительно, поскольку сейчас, подозреваю, сотни людей пишут свои <юрики>, <колики>, <макс ики>, <валики> и <ирики>.

    - Помните ли свой самый первый <гарик>?

    - К сожалению, нет. Но один из самых первых звучит так:

    Кончилось время романтики чистой.
    Всюду господство приборов и краников.
    Девушки грезят
    о киноартистах.
    А рожают от киномехаников.

    - Часто ли вы приезжаете в это пространство, которое по-прежнему именуете Россией,- то есть в республики бывшего СССР?

    - Да, очень часто. Два раза в год.

    - Вас удивляет ваш успех здесь?

    - Нет. Я к нему очень равнодушен. К сожалению, я оказался без этой артистической жилки. И поэтому меня не радуют стояние на сцене, аплодисменты. Я чувствую себя полным дураком. И рассматриваю это как работу.

    - Вы производите впечатление простого человека. Я имел счастье быть знакомым с Булатом Окуджавой и Зиновием Гердтом. Их отличала та же самая черта. Логично думать, что с возрастом приходит мудрость, убеждающая человека в том, что заносчивость как сле дствие популярности - это плохой советчик.

    - Видите ли, когда я был моложе, у меня не было популярности. Но я не думаю, что это феномен возраста. Это скорее феномен поведения человека, разума, отношения к себе, осознания себя и в значительной степени - чувства юмора. Ведь очень смешно, когда человек пыжится. Вот Гердт, действительно, был замечательно простым человеком. Мы с ним, по счастью, дружили. Я не хочу называть имен, но многие <звезды> очень смешны в своих напыщенности и величии. Потому что, по объективному счету, все это херня собачья!

    - Еще на концерте заметно, что ненормативная лексика в ваших устах не звучит как мат...

    - Да, очень точное выражение.

    - Полагаю, что вы даже не задумываетесь, что это ненормативная лексика?

    - Она искренне мне кажется естественной частью русского языка, который я очень люблю. Ненормативная лексика в моих устах коренным образом отличается от той лексики, которую, чтобы казаться мужчиной, употребляет подросток в подворотне. Или писатель, ч тобы прослыть <настоящим> писателем. Хотя, казалось бы, слова одни и те же. Но это очень хорошие слова и они необходимы.

    - С другой стороны, едва вы попали в лагерь, вас сразу предупредили о том, что слова <спасибо> и <пожалуйста> могут вам повредить. Но, судя по всему, вы не позабыли об этих понятиях?

    - Да, я и в лагере продолжал демонстративно говорить <спасибо>, <пожалуйста>. Даже отметил, что это настораживает собеседника. Сейчас задним числом я даже могу сформулировать это: когда говоришь в этой обстановке <спасибо>, <пожа луйста>, сразу начинаешь выглядеть фраером, чужаком. И, как крайняя ситуация, если даешь сигарету, сразу - п...ст.

    - В сегодняшней жизни эти слова не кажутся вам рудиментами?

    - Они во мне настолько глубоко, что я уже не могу от них отделаться. Да и ни к чему это делать. И если человек не употребляет этих слов, в моих глазах это сразу отличает его в худшую сторону.

    В России вообще чрезвычайно развито хамство. Ужасное хамство, на мой взгляд, состоит в том, чтобы не говорить <спасибо> и <пожалуйста> людям, которым можно было бы этого не сказать: официанту, кассирше, подметальщику улиц. Мне, например, очень нравится, когда эти слова произносят, просто сделав объявление - на вокзале, в аэропорту. То есть спасибо за внимание. Так что мне это не кажется рудиментом. Это естественно и необходимо для человеческих отношений.

    - Вы сидели за скупку краденого. А на самом деле какая была причина?

    - Я сотрудничал в подпольном журнале <Евреи в СССР>. Его издавали совершенно замечательные люди, я и сейчас с ними дружу: физики Александр Воронель и Марк Азбель, математик Виктор Брейловский. Их в 70-е годы не выпустили из страны. Хотя они хот ели уехать. И они поступили совершенно замечательно - как свободные люди: стали издавать журнал. И поскольку ушли с работы, чтобы не одрябли научные мускулы, организовали научный семинар. На этот семинар приезжали даже нобелевские лауреаты - частично из соображений коллегиальной поддержки, а с другой стороны, потому, что это действительно было интересно. В 78-м я тоже подал заявление об отъезде. Меня вызвали в ОВИР. Где, отведя в другую комнату, два очень симпатичных человека предложили либо сесть самом у, либо посадить Виктора Брейловского, то есть дать на него показания. Я категорически отказался. Один из них сказал: <Игорь Миронович, мы вас посадим, потому что вы остаетесь живым свидетелем того, что нас можно послать на хер и ходить на свободе. Вы человек уязвимый - коллекционер. Вам все это даром не пройдет>. А у меня, действительно, была коллекция холстов, икон, скульптур. И они нашли двух уголовников: один уже сидел, а второй, по-моему, был на <химии&g t;. В общем квартирные воры. И они показали, что я купил у них пять икон. Причем якобы заведомо зная, что они краденые. Но так как этих икон в природе не существовало, то их, естественно, при обыске не нашли. Поэтому меня посадили не только за скупку, но и за сбыт краденого. Дали пять лет. Это был максимум. Хотя за эти пять икон на самом деле полагался год. И скорее всего - условно. При этом конфисковали всю мою коллекцию и огромный ящик сам- и тамиздата. А чтобы эти два дела не слились (потому что ведь больший срок поглощает меньший), обещали, что когда отбуду эти пять лет, дадут еще семь по 70-й статье - <за антисоветскую литературу>. Так что я отправлялся в лагерь в очень дурном состоянии: полагал, что отсижу все эти двенадцать лет. Однако все оказалось очень хорошо.

    - В вашей книге <Прогулки вокруг барака> я как-то не ощутил страха.

    - Там, наверное, его и нет. Зачем же делиться с читателями своими печалями?

    - Но на самом-то деле эту отсидку вы воспринимали как трагедию?

    - Да нет! Было интересно. И ведь там были ужасно интересные люди. Я в сорок три года был еще относительно молод. Хотя, конечно, было трудно. Однако человек ведь задним числом вспоминает только хорошее.

    - Что тогда и сейчас служит для вас, по вашему же выражению, <поплавками у души>?

    - Я думаю, легкомыслие. В действительности я очень беспечный человек.

    - Выбор оставаться человеком или служить должности для вас когда-нибудь существовал?

    - По счастью, нет. Я никогда не был ни на каких крупных должностях, и уж тем более идеологических. Поэтому такое сочетание меня никогда не мучило. В разумно устроенном государстве это противоречие для человека и не должно существовать. В советском же и во всех фашистских государствах такие противоречия были.

    - На зоне, в тюрьме люди ведь не перевоспитываются?

    - Нет, абсолютно.

    - А на Западе?

    - Не знаю. Но боюсь, что тоже не перевоспитываются.

    - Мой сосед попал на зону лет в четырнадцать. Ему сейчас за сорок...

    - И очевидно, все время сидит? Вы знаете, тюремное притяжение - это как земное притяжение. Что и поразительно! Знаю многих людей, которых садят снова и снова. Это, по-моему, лишний довод в пользу того, что никакого перевоспитания не происходит. Даже наоборот.

    - Книги могут изменить человека?

    - Конечно, нет. Потому что мерзавцы, прохиндеи, подонки и всякая мразь читали в детстве те же книги, что и мы с вами. Но выросли разные люди. <Айболита> ведь все читали!

    - А отчего мир делится на людей хороших и злых?

    - И слава Богу. Было бы безумно скучно, если бы все были ангелами.

    - В состоянии ли, по вашему мнению, человек изменить свою судьбу?

    - К таким философствованиям я не склонен. Но мне кажется, что какой-то общий обрис судьбы существует. Может быть, он исходит сверху, может быть, от генов. Гены же - это характер, ум, склонности, возможности, мотивы, желания, способности. А дальше уж сам человек делает какой-то выбор и колесит по этой судьбе.

    - Каковы, на ваш взгляд, достоинства в человеке? И что вас в нем раздражает?

    - Я очень люблю людей умных и, естественно, веселых - считаю это достоинством. А дальше пойдут какие-то общие фразы: личность, способности... Раздражают же дураки и хитрожопые.

    - Что вы цените в себе?

    - Беспечность. Она мне очень помогает жить, потому что иногда бывает очень тяжко. Вы знаете, я могу назвать это качество очень точно, но вы все равно его не напечатаете: появилось замечательное русское слово <пох...зм>. Вот если бы разработать градацию пох...зма, то у меня было бы много очков. Это не наплевательство. Это смесь беспечности и легкого отношения к жизни, понимания, что жизнь тяжела, что она дается один раз и от нее не надо многого требовать.

    - Но разве на Западе пох...зм возможен?

    - Мы, живя в России, всегда полагали, что евреи - очень деловые и устремленные люди. И если это еврей, то он обязательно старший научный сотрудник, заместитель мастера цеха или какой-нибудь торговец. Но на самом деле среди евреев - безумное количеств о пох...стов. Их много и среди западных народов - в Испании, в Италии. Поэтому о Западе у вас представление обобщенное, неверное.

    - Вы никогда не скрывали своей симпатии к алкоголю. Для вас существует определенная культура пития: что, сколько, подо что и с кем?

    - Ну, норма зависит от состояния души и организма и от окружающей среды - от того, с кем пьешь. Качество мне, пожалуй, безразлично. Хотя на старости лет стал виски любить. А так я все пью, но очень люблю водку. В любую компанию же я не хожу. И лучше выпью один, чем с несимпатичными мне людьми. Вот мы практически каждый день вечером выпиваем понемногу с женой. Сидим, разговариваем, смотрим телевизор и выпиваем.

    - Желания бросить пить никогда не возникало?

    - Нет.

    - Вам подозрительны непьющие люди?

    - Нет. Это вообще старая шутка о том, что непьющие люди подозрительны, потому что они могут быть стукачами.

    - Вы по-прежнему воруете мысли для своих <гариков> у друзей во время пьянок?

    - Мысли я ворую у всех подряд. Не гнушаюсь воровать их и из книжек. Вообще, я думаю, что мысли, идеи - это общечеловеческое достояние. На самом деле, сколь новой мысль ни была бы, всегда уже есть такая же у античных авторов. А в общем все на свете уж е сказано. Просто какие-то мысли вдруг всплывают и становятся созвучны нашему времени, облекаются в сегодняшние формы. У меня же тоже воруют.

    - С тех пор, как вы уехали, прошло десять лет. Вы замечаете, насколько изменилась страна?

    - Она меняется необыкновенно к лучшему. Я имею в виду не все эти материальные передряги и не эти уголовные игры. Меняются люди: у них другая спина, иная походка, другие лица, улыбка, разговор. Они людьми становятся. В 60-е годы один мой знакомый врач -психиатр играл в замечательные игры: он на спор говорил, что вон тот идущий по улице человек - иностранец. И никогда не ошибался. А видно это было по тому, как человек идет, как он чувствует себя, как разговаривает.

    - В Беларуси по-прежнему очень легко распознать иностранцев.

    - Думаю, что да. Западный человек, когда ты с ним разговариваешь, все время улыбается. Да, это приклеенная, воспитанная улыбка. Но в ней есть смысл. И нет чувства опасности. Однако в лагере, например, разговоры происходили только с суровыми и напряже нными лицами. Если ты вдруг улыбался, тебе говорили: <Ты что мне улыбняк строишь?>.

    - Во время минского концерта вам приходило много записок с просьбой написать <гарики> о Лукашенко. Вам это желание понятно?

    - Очень понятно. Но меня он совершенно не интересует. Это ведь такая типичная личность. Меня не интересуют такие вот местные вожди.

    - Вам известно о том, что здесь происходит?

    - Я мало знаю. Но, естественно, расспрашиваю и смотрю. Хотя надо бы еще сходить в магазины, потолкаться около церкви. А у меня такой возможности не было. Да и холод собачий! Но у всех, с кем я разговаривал, настроение очень тревожное и пакостное.

    - Каждый народ достоин своего правительства. На ваш взгляд, Россия заслужила то, что сейчас имеет? И чего ей ждать от будущего?

    - Не знаю, батенька! Я не пророк и не такой дурак, как кажусь. Бог с вами! Но я оптимист: мне кажется, что все постепенно восстановится. А что касается фразы, что <каждый народ заслуживает свое правительство>, вы знаете, должно же пройти нескол ько поколений мирной жизни - тихой и спокойной. А сейчас ведь чудовищное крушение произошло: рухнула гигантская империя. И в этот момент могут быть любые правительства. Но они промежуточные, временные. Когда же жизнь установится, вот тогда и можно об это м говорить. История России заслужила такое правительство. История России выкидывает то отребье, то слабых людей.

    P.S. Автор выражает признательность организаторам концерта из фирмы <Класс-Клуб ДжасКрафт> за возможность познакомиться с И. Губерманом

    Первоисточник: http://bdg.press.net.by/, 14 декабря 1998

    >>> Читать следующую статью >>>


    

Designe of page
CSI "Facktor"
mailto: foxmax@inbox.ru